— Вы правильно поняли. Если бы не одно «но». Эти снимки связаны друг с другом. Очень сложными законами, но связаны. Так что, имея несколько последовательных снимков и зная эти законы, можно рассчитать и другие состояния мозга. То есть, имея не очень много записей, мы в результате получаем именно то, что нужно — динамический массив данных. Вот этот динамический массив мы и записываем на свой кристаллический комплекс. Правда, сначала это была голая теория. Но потом понемногу стало получаться. Сейчас нам для работы нужно всего две-три последовательные записи.
— Здорово. А как вы до этого дошли?
— Теоретически это было доказано давно, — пожал плечами Матт. — Только понять эти законы было очень сложно. Изучались отдельные участки мозга, поэтому ничего и не получалось. Их невозможно скомпоновать, не хватало мощности нейросети. Мы первыми решили взять для обработки весь мозг, целиком. Мощная нейросеть у нас была. Да еще у нас оказались в руках нужные кристаллы. Вот и все.
— Ничего себе «все», — сказал Хар после некоторого молчания. — А чья это была идея? Ваша?
— Ну, в общем, да, — смущенно ответил Матт.
— Зря вы смущаетесь, — сказал Хар, внимательно глядя на него. — Такой работой нужно гордиться.
Матт махнул рукой.
— На последнем курсе нас всех пригласили для разговора в одну из крупных фирм, в области интельэлектроники.
— Случайно не в ней теперь работает ваш бывший соратник?
Матт кивнул.
— Именно. Сулили золотые горы. Ну, мы попросили пару дней, на раздумье. Но в принципе хотели согласиться.
— И…
— На следующий день к нам прилетел представитель Правительства. Он сказал, что готовится проект постановления о строительстве нового, очень крупного Федерального центра. И предложил мне возглавить его.
— И вы согласились, — сказал Хар.
— Конечно, — ответил Матт. — Такие предложения делают не каждый день. К тому же он пообещал очень щедрое финансирование и дал полную свободу в выборе персонала.
— А взамен? — осторожно спросил Хар.
— Ну, такие работы не могут быть полностью открытыми, — вздохнул Матт. — Конечно, нам это здорово мешает, но приходится мириться. Зато когда мы наконец сделаем это… Вам никогда не приходило в голову, что самое большое влияние на равитие технологий оказывают те открытия, которые непосредственно связаны с человеком?
— Так они все связаны.
— Не скажите. Возьмите, например, комм. Прекрасная вещь: связь, память, ориентирование и еще сотня других приложений. А теперь вспомните о тех микророботах, которые сейчас путешествуют по вашему организму, контролируют его реакции и лечат в случае нужды. Как вы думаете, какое изобретение оказало большее влияние на человечество?
— Может быть, вы и правы. — Хар пожал плечами. — А причем здесь пересадка сознания?
— Вы разве не представляете, что даст такая штука?
— Ну, — спокойно сказал Хар. — Смотря кому. Военным, например, это даст очень много. Да и другим тоже.
— Вы о чем? — непонимающе спросил Матт.
— О пересадке сознания. А вы разве о другом?
— Военные, — Матт пренебрежительно мотнул головой. — Кому это интересно? Пусть подбирают свои крохи и будут довольны. Я говорю совсем не об этом. Вот вы, к примеру, представляете, что такое нейросеть?
Хар прекрасно помнил институтский курс. Но сейчас отвечать было необходимо немного иначе.
— Многопроцессорный объект, построенный наподобие человеческого мозга, — сказал он. — Так? И еще, она обладает некоторым квази-разумом.
— Некоторым, — передразнил его Матт. — А вы знаете, что сейчас искусственно ограничивают мощность новых нейросетей? Что есть определенный порог, за который пока никто не может переступить?
Это Хар тоже знал, им говорили об этом в конце учебы, на одном из спецкурсов. Он с любопытством посмотрел на Матта.
— Да, да, — сказал он. — Об этом не говорят вслух, но уже около двадцати лет наши нейросети практически топчутся на месте.
— А почему? — спросил Хар.
— Потому, что этот «квази-разум», как вы говорите, это — настоящий разум, — сказал Матт. — Только он совсем другой, нечеловеческий. И по мере роста объема и сложности нейросети общаться с ней становится все сложнее и сложнее.
— Проблема, — протянул Хар.
— Вот именно. А работая над пересадкой сознания, мы продвинулись в понимании механизмов работы человеческого мозга так далеко, что уже сейчас можем дать рекомендации по увеличению мощности нейросетей по меньшей мере в пять-десять раз.
— А это не опасно? — осторожно спросил Хар.
— Нет. И это не предел.
— Не слабо, — заметил Хар. Интересно, подумал он, а есть ли кто-нибудь, кто оценивает опасность того, что делают здесь эти молодые гении? И при этом никого не спрашивая. Сначала они взялись за клонов, теперь на очереди нейросеть. А что дальше? Джоунс вроде намекал на какую-то закрытую организацию, работающую внутри Комплекса. Надо будет обязательно у него поинтересоваться.
— Вот видите, — довольным тоном сказал Матт. — А ведь это — всего один, косвенный результат. Теперь вы понимаете, насколько важны наши работы?
Хар кивнул. А еще я понимаю, подумал он, какие супермощные структуры стоят за твоим Комплексом. И Федеральные, и частные. И как они схлестнутся, когда на гора появятся действительно важные результаты. А вот ты, по-моему, об этом совсем не думаешь. А зря.
— Ваша нейросеть ставилась одновременно с Комплексом? — спросил он, меняя тему разговора.
— Да, — кивнул Матт. — Так всегда делают.
— Ее модернизируют?
— Это происходит каждый год, — вздохнул Матт. — Нам постоянно не хватает мощности.