Две другие стены были свободными, с прозрачными стенками, через которые виднелись соседние лепестки. В центре зала виднелось непонятное сооружение, похожее на большой длинный бак, оплетенный разноцветными оптокабелями. Рядом было еще два бака, но намного меньших размеров. Несколько сотрудников в разноцветных комбинезонах, возившихся за стеной у заставленного приборами длинного металлопластового стола, не обратили на них ровно никакого внимания.
— Скажите, — начал Матт. — Если бы вы некоторое время находились вон там, в одном из рабочих залов, то как бы вы сумели сохранить воспоминание об этом? При условии, что после этого события вам… как бы это сказать… ну, несколько модифицировали память.
Хар, подняв брови, внимательно посмотрел на Матта.
— Я не знаю, как правильно это выразить, — замялся доктор. — Стерли, заменили, спутали. Вы понимаете, что я имею в виду.
Не понимаю, подумал Хар. Ладно, пока оставим это. Он огляделся, подумал и пожал плечами.
— Прежде всего, осталась бы внешняя запись.
Хар кивком головы показал на многочисленные камеры, как укрепленные на стенах, так и парящие в воздухе.
— Они же там постоянно?
— Практически, да, — Матт кивнул. — Постоянное фиксирование событий необходимо нам для нормальной работы. Просто ночью здесь работают только дежурные и тогда камер немного меньше.
— Запись, — повторил Хар. — Камеры нельзя отключить.
— Увы, это не подходит, — сказал Матт. — В оставшихся записях нет ничего похожего.
— А может быть, ничего и не было? — улыбнулся Хар.
Матт мотнул головой.
— Я добрался до ядра нейросети. Дальше не смог, но дальше и не нужно. Я нашел там кое-что. Правда, осталось только оглавление. Записи были, но они начисто стерты.
— Серьезное дело, — протянул Хар, намеренно не спрашивая, кто мог проделать подобную операцию. Доступ в ядро нейросети явно был строго регламентирован, не говоря уже о внутренней защите самой нейросети. — Давайте будем думать дальше. Можно сохранить данные на каком-нибудь личном аппарате, например, на собственном комме.
— Пусто.
— На одном из тамошних процессоров.
— Ничего похожего.
— В самой нейросети, она всегда дублирует память.
Матт вздохнул.
— Все это я уже проверил и не один раз.
Вид у него был нерадостный. Хар ненадолго задумался.
— Я учился в общеобразовательном колледже, — начал он. — А вы, наверное, кончали специальный?
— Да, — думая о чем-то о своем, ответил Матт. — Ускоренного развития, с сильным физико-математическим уклоном.
— Ага, — сказал Хар. — И, наверное, с углубленным изучением истории?
— Да, — недоуменно ответил Матт. — Истории у нас было много. Правда, до сих пор не понимаю, почему. Наверное, для равновесия. А к чему вы клоните?
— К тому, что вас видимо учили писать. Руками.
— Учили, — Матт поморщился. — Даже теперь вспоминать неприятно. Очень нудное занятие, знаете ли. Мы тогда сдавали зачет в конце года. Так у меня с первого раза не приняли, пришлось потом пересдавать. Ну и что?
— А то, — ухмыльнулся Хар, — что умеющий писать руками человек может записать все, что угодно, на чем угодно. Да хоть незаметно нацарапать чем-то твердым на стеклолите.
— Хорошая мысль, — расплылся в ответной улыбке Матт. — Такое мне не пришло в голову… Спасибо. Попробую пересмотреть все, что попадется под руки. А если не найду, то опять обращусь к вам. Поможете?
— Пожалуйста, — сказал Хар. — Рад был оказаться полезным.
Он развернулся и не спеша пошел к лифту. Интересно, подумал он, это кто же мог стереть записи в памяти нейросети? Туда так просто не войдешь, не говоря уже о самом процессе стирания. Хар мотнул головой. А модификация памяти? И не кому-нибудь, а самому директору Комплекса. Как? И главное, зачем? Что-то мудрит этот симпатичный доктор. Ох и мудрит.
— Все, что вы говорите, абсолютно невозможно, — сказал Гурвич. Он почесал длинный нос и неодобрительно посмотрел на Хара. — Вы выдвинули совершенно недопустимое предположение.
— А почему вы в этом так уверены? — напористо спросил Хар.
Ему было тяжело, но он старался держаться. Загадочный Гурвич оказался не кем иным, как самим директором Центра охраны и после недолгой беседы с ним Хар впал в глубокий ступор.
— Потому что я знаю, о чем говорю.
Хар пожал плечами.
— Молодой человек, — внушительно сказал Гурвич. — Мы не накрываем объект, не кладем его в коробку и так далее и тому подобное. Мы внедряем искусственно созданный и достаточно сложный изотопный конгломерат во внешнюю оболочку используемого устройства. Понимаете?
— Не совсем, — честно признался Хар.
— Эта оболочка составляет с ним единое целое. Ее невозможно снять или заменить, не повредив сам объект.
— А причем здесь охрана? — спросил Хар.
— При том, — веско ответил собеседник, — что полученный спектр, то есть спектр излучения внедренного нами изотопного конгломерата — уникален. Почти как сетчатка глаза.
— В каком смысле «почти»?
— В том, что наш искусственный спектр намного надежнее естественного, созданного природой.
— Теперь я понимаю, — вынужден был согласиться Хар. — Хорошо, поверю вам на слово, здесь я не специалист. Но его же можно воспроизвести?
— Разумеется, — пожал плечами Гурвич. — Не вскрываемой защиты не существует. Но при современном состоянии науки и техники это займет около семидесяти суток напряженной работы. Мы постоянно проводим соответствующий мониторинг, он кстати ежемесячный. Последние данные получены всего три дня назад. Если вам нужна точная цифра, то она равна 1687 часам. А наша защитная система меняет спектр каждую неделю. Десятикратный запас. Понимаете?